в заявке на форуме

— Мне так неловко, — Эльза ухватилась за руки подруги и поднялась на ноги, после чего принялась осматривать себя. Ледяное платье оказалось достаточно прочным и осталось целым, хоть и изрядно испачкалось в земле и траве. Вопрос Эммы оказался весьма к месту, и волшебница смущённо попыталась всё объяснить: — Решила прогуляться, чтобы… — но едва она вспомнила, почему сейчас стояла посреди лесной чащи, как всё случившееся за день вновь во всех красках возникло перед её глазами реалистичной картиной, — Развеяться, — положив свою пораненную ладонь на другую и опустив на них дрожащий взгляд, вымолвила она, будто бы не хотела произносить этого слова. «Иного пути нет, я чудовище!». Нет же, Ингрид, нет! Её последние слова болью отзывались в глубоко дышащей груди. «Пусть к вам вернётся память!». Ингрид, остановись… ИНГРИД, НЕТ! «Они ждут меня!» Ингрид! Снег! Снег, снег…

— Думаю, ты меня понимаешь, — Эльза заглянула в глаза Эммы. Сейчас они смотрели не друг на друга, но внутрь друг друга. — Лишь мы и Анна видели Ингрид перед смертью. То, на что она пошла из-за всего, что сделала. Она уходила, а мы стояли рядом и не могли ничего сделать. Я так, так хотела её остановить, — с каждым словом голос Эльзы дрожал всё сильнее. «Любовь сестёр, которой мне так не хватало…». — Всё, всё п-произошло так быстро, и никто ничего не мог сделать. Она ведь не должна была умирать, — девушка едва сдерживала всхлипы. «Я обрела её, вновь!» — Не должна, не должна! — слёзы потекли по её раскрасневшимся щекам, сопровождаемые лишь горестным молчанием.
Воздух вокруг девушек заполнился кружащимися снежинками, лесная зелёная трава покрылась белоснежным покрывалом. Эльза поднесла чистую ладонь к мокрому лицу и стала вытирать бегущие слезинки. — Мы всё вспомнили и не успели ей н-ничего сказать, а теперь её нет, так ка-к-кой же тогда в этом смысл? Чувства взяли верх над разгорячившейся девушкой, и она не могла себя сдерживать, излив их Эмме. Эмме, которая всё могла понять. Которая всё это время была рядом, была её другом. Королева могла раскрыть свои чувства лишь родной сестре, Анне, которой сейчас не было рядом. Но была Эмма, ставшая за это время больше, чем другом. Они были родом из разных семей и разных миров, но между ними существовала особая связь, крепнувшая с момента их первой встречи и теперь ставшая нерушимой. — Все считали её ч-чудовищем, — слёзы текли из её закрытых глаз Эльзы и падали на землю, — Но ей п-просто не хватало любви, ЛЮБВИ и п-понимания. Они боялись её, но она этого не зас-служила! Мне ТАК её жаль!

Дрожащий всхлип вырвался из её уст, разлетевшись вокруг снежным вихрем, и волшебница тут же закрыла лицо руками. Снежное кольцо и потоки холодного воздуха окружили девушек, а спустя мгновение Эльза оказалась в объятьях Эммы. Эльза обхватила её руками и уронила голову на плечо, зарывшись в волосы. Она затряслась от плача и сильнее обняла Спасительницу, сильнее сжала ладони на её спине. «Эльза, Анна, вы нашли друг друга! И Эмма тоже нашла родных, пусть даже я и не в их числе! У вас всех редкий дар, помните об этом!». Кольцо снега стало расступаться вокруг них, холод сменился разлившимся по всему телу теплом. «Давным-давно мне напророчили, что моя судьба в твоих руках, Эмма! И всё свершилось!». Эльза почувствовала ладони Эммы на своей спине, и её плач вдруг сменился улыбкой. — Эмма, — голос волшебницы заиграл радостью, — Эмма, Ингрид обрела любовь! Последняя слеза горя скатилась по щеке и ей на смену пришли слёзы счастья, — Ничто не было напрасно, Эмма! Ничто! Ингрид обрела свободу и любовь! Эльза ещё сильнее сжала подругу в объятьях. Снежный вихрь стал подниматься над их головами и закручиваться, пока не сжался в одну прекрасную ледяную снежинку. Она рассыпалась на множество мельчайших кусков и воздушным снегопадом усыпала землю и девушек.

Утро, вечер, ночь... В принципе, не так важно. Время проносится слишком быстро, чтобы это имело хоть какое-то значение. Какое сегодня число? Ах да, тринадцатое.. Или четырнадцатое?
Я наблюдал за лабораторией уже с неделю, а может быть и больше, и одно мне стало ясно, что все мои догадки, до одной, до самой последней и бредовой, подтвердились. Оттуда доносятся звуки, приглушаемые толщиной стен, но все же ощутимые, чтобы определить движение. Реакторы, щелчки электричества, шаги в подземелье, тени у входов-выходов туда, там кажется светлее, а еще - там есть люди. Очень много людей, и они все разные, кому-то нравится там, кто-то лучше бы молился, чтобы никогда там не оказаться. Вообще не оказаться здесь, в этом городе.
Если прокрасться дальше, туда, где светлее, то твердая материя все же выдает нечто, похожее на стоны. Хотя это все скорее всего мое воображение, разгулявшееся от темноты и вечного сидения здесь, в этой дыре. Вечно чем-то воняет и по полу шастают крысы. А там, дальше - нет. Там пахнет фурацилином, спиртом, препаратами, всем по чуть-чуть. Там пахнет стерильной чистотой.
Вчера в городе пропали еще несколько жителей. По моим подсчетам, трое или четверо. Точно сказать нельзя, мало ли, куда могут отлучиться люди, хотя бы просто уйти в запой. Но за неделю выходит уже не меньше семи, с интервалом где-то в пару дней. Это слишком даже для них, они ведь так осторожны, и им не нужна шумиха. Значит, те четверо мешали. Кое-кто из них мне даже очень знаком. А еще меня рассекретили, какое там...взяли с поличным. И в городе объявили настоящую облаву, все конечно прикрыли от масс, но составили списки тех, кого нужно поймать. Чтобы им никто не мешал. Рвать людей на части и калечить. Вырывать последнее, что делает человеком, и ломать.
Сколько их было? Ладно я. Сара. Келли. Эйлин. С вырезанными душами. Если кто и выжил, то внутри все равно мертвы.
Наверно, это все от обезболивающих, темноты и однообразия, раз мне по ночам снится кровища и расчлененка, чему тут удивляться, если вдруг по коридору раздаются чьи-то мягкие, крадущиеся шаги. Как кошка на лапах, и пахнет кошатиной. Шаг, еще шаг, и еще... Нет, это мне не кажется. Неясная на без того темных камнях, тень пробегает по стене, и это не полусон и не игра воображения, и уж точно не по моей воле. Я как можно тише приподнялся с корточек, прошел следом, сдерживая дыхание, и ясно слыша, как дышит она.
Да, это она.
И все, что здесь живет и мучается - под её началом.
Драная кошка, паленая.
Но наверное она меня услышала раньше, обернулась и увидела, и я просто не успел скрыться от внезапного луча света, ударившего в лицо. Фонарик... Вот дрянь! Видно, лаборатория совсем рядом. Иначе ей нечего здесь делать. Она убегает, то ли боится, то ли знает, что я побегу за ней - к палатам и хирургическим ножам. И она проскальзывает мимо меня, пользуется своим преимуществом, и все-таки от неё разит страхом. Она знает, что я с ней сделаю.
- Стой!! - уже не боясь, что услышат. Кольцо едкого огня, слишком неуверенного на голых камнях, разрезало темноту, отгородив ей дорогу. Языки пламени сбились в полукруг, оставляя только один путь - ко мне. А потом все уже, уже, и вот всего один клочок нетронутого огнем пола. Что там до жженой шерсти, даже кожа так и горит от близости жара. - Я же сказал, стой. Больше ты никуда не уйдешь. - за секунду до того, как моя рука сомкнулась на её шее, огонь все же погас, так и не найдя для себя горючей опоры. Снова стало темно и душно, и только слышно, как она жалобно и хрипло стонет, пытаясь освободить дыхание, прижатая к стене. Еще темнее. Никто нас не увидит и не услышит, хоть закричись. Разве только наткнется вплотную. Зажимаю ладонью ей рот...да, рот, человеческий, чуть различаю вновь привыкшим к темноте взглядом блеск её глаз, пряди волос, разбросанные по лицу, жду, пока она успокоится. Потом она будет очень долго мучиться, это я ей обещаю... А пока пусть до неё дойдет, что она в ловушке. Совсем рядом от своего логова, и не может даже мяукнуть.

Иногда Харви казалось, что он задыхается.
Урок начался еще несколько минут назад, а ему никак не удавалось собраться с мыслями. В последнее время проблема рассеянной концентрации ощутимо усилилась, или так казалось самому Янгу, пытающегося найти причины очередных своих бед хоть в чем-нибудь. Спасало то, что учителя редко вообще обращали на него внимание, даже которые приходили только после университетов и какое-то время пытались понять причину плохой успеваемости ученика. К сожалению, их нервы быстро сдавали под напором новых обязанностей и характеров других детей, поэтому в один момент происходила мысленная отмашка. Учитывая, что Харви с первого класса был тихим и старался избегать любых острых моментов, которые сделали бы его центром чужого внимания, это не составляло для них особого труда.
Ему нравилось сидеть на ряду возле стены: удобно закрыться локтем от окружающего мира в надежде, что до тебя лишний раз не доебутся, и черкай в тетрадке, что захочешь. Благо, уже прошли те времена, когда Харви был жертвой детской злобы и чужих насмешек. В старших классах сознание все-таки меняется у большинства подростков, и несколько человек даже подходили извинялись, что было удивительно для него, но причина была вовсе не во взрослении. Нет ничего интересного приставать к тому, кто отпора-то никакого не дает.
Точнее, все оказалось немного сложнее. Сдачи-то он, однажды, дал, да так сильно, что сам испугался – голова одноклассника сильно дернулась в сторону после удара – но все обошлось подтеком под скулой. Директор вызвал родителей их двоих, рассказывая ситуацию, и сознательно Харви осознавал, что педагогически все было сделано правильно. Только если через пару недель от синяка у того парня не осталось и следа, то у Янга тело цвело дольше фиолетовыми пятнами.
У отца было все просто. Переврать все, что ты ему говоришь, а потом оправдать собственные действия, объяснив, что он просто занимается воспитанием – было в его духе. Что скрывать, мать Харви далеко не ушла.
Поначалу это все казалось нормальным. Фанатичная забота вокруг его брата и воспевание всех его достижений, постоянные походы в церковь, постоянные ограничения в питании, образе жизни. Джерарда он любил и даже ему сочувствовал. Если Харви от контроля над собой медленно, но верно, казалось, начинал сходить с ума, то про старшего было даже страшно думать. Джер хорошо рисовал и быстро соображал, он был намного тише Харви, постоянно блуждая в каких-то своих мыслях. Старшеклассник привык, тихо не понимая, чего хотят родители – им и этого было мало. Еще немного, и те превратили бы старшего в мессию для воспевания, и Янг надеялся, что до этого все-таки не дойдет.
Трудности начались в момент начала социализации. Общение с другими детьми всегда вызывало недоумение, особенно вкупе за наблюдением их отношений с родителями. Харви удивляло, что так много было позволено их ровесникам, и сначала сильно возмущала неправильность этого. Но с ними было интересно, а Янг с младенчества всегда испытывал потребность в общении, пусть сам этого не осознавал. Первые тревожные звоночки в его голове зазвучали, когда мальчик с детской площадки принес ему свою «любимую книгу». Читать на тот момент Харви уже умел (дома не было компьютера и даже намека на телевизор, поэтому чтение было своего родом спасением), поэтому с радостью одолжил предложенную вещь. Вечером того же дня книга отправилась в мусорное ведро, предварительно будучи разорванной, а затылок взвыл от оплеухи нелегкой руки отца.
Ребенком Харви не понимал, что не был тогда ни в чем виноват, поэтому даже пытался объясниться перед тем парнишкой, полностью беря ответственность за случившееся на себя. Стоит ли говорить, что после этого Янг на площадке той больше не появлялся, а что-то одалживать у знакомых для него стало табу?
Родители любили лишний раз прочитать лекции о том, насколько прогнил мир, и что спасение ждет только тех, кто будет верен Господу. Даже сейчас Харви мог посреди ночи проснуться и оттараторить несколько молитв, которые заучивал с самого детства вместо детских стишков и песен. Никаких журналов и газет – только играющее радио и иногда какие-то брошюрки из церквушки неподалеку. Янг уже не знал, как давно вошло в привычку читать под одеялом при свете маленького фонарика, когда все уже спят. Недосып и рассеянная концентрация были логичной вещью отсюда, но Харви смело жертвовал этим. Правда, не учел, что от такого чтения здорово может сесть зрение.
Учебники всегда прятались по всей комнате, потому что в начальной школе ему не понравилось копаться в мусорке утром, когда все ушли на работу, чтобы отыскать книгу по естествознанию, а потом выслушивать в школе смешки по поводу жирных пятен на листах и обложке. Попытки оттереть хоть чем-то завершились тем, что внешний вид учебника стал еще страннее. Зато никто никогда его у него не брал.
Так было все время. Уроки делать удавалось за пределами дома. Дома было шумно, дома постоянно лезли с разговорами о Боге и с нравоучениями, помимо них с Джерардом было еще двое детей, и это было просто невыносимо. Янг лишь в последние годы задумался о личном пространстве, точнее о его полном отсутствии. Приступы воспитательского вопроса со стороны отца тоже доверия не внушали, и Харви всегда засиживался до закрытия школы. Это было единственным временем, в период которого он чувствовал себя расслабленным. Его не трогали родители, не дергали одноклассники, и в это время парень мог спокойно заниматься уроками.
Впрочем, это было не всегда так. С первых классов Харви демонстрировал хорошие показатели на физической культуре, а в средней попал в сборную по волейболу. Родители считали, что это обязательное участие, поэтому лишь недовольно скрипели зубами, надеясь, что это скоро закончится. Говорить правду Янг не решался, пока сборной не нужно было поехать на соревнования после победы по городу. Без их разрешения Харви бы никто с собой не взял.
Он никуда не поехал, а порванная на куски бумажка для подписи отправилась туда же, куда, однажды, книга несостоявшегося друга и учебник по естествознанию. Ему предложили не тратить время и напомнили лечь пораньше, потому что утром нужно было идти на службу, и все сделали вид, словно все в порядке и ничего такого не случилось.
Это был последний раз, когда Харви прорыдал всю ночь под одеялом, пока Джерард молча сидел рядом, никак не комментируя произошедшее, но пытаясь хотя бы присутствием облегчить обиду младшего брата.
Из основного состава через пару месяцев его вычеркнули. Тренер даже пытался поговорить с родителями школьника, но лишь был обруган в присутствии сына, из-за чего Харви окончательно перестал появляться в зале по каким-то отличным от обычного урока физкультура причинам. Ему было стыдно за родителей и за себя.
Поправив очки на переносице, Янг переписал с доски тему сегодняшнего урока в тетрадку и попытался собрать себя в кучку, чтобы начать конспект. Удавалось с трудом, но с усилием воли школьник все-таки делал пометки. Осталось отсидеть еще пару уроков, чтобы удалиться на последний этаж, где возле крыши был небольшой уголок с диванчиком для посетителей школьного психолога. Последний тоже не раз пытался поговорить с Харви, но тот улыбался и  отвечал, что у него все в порядке, надеясь, что и дальше тут позволят сидеть со своими учебниками и тетрадками. Позволяли. В школе было много учеников проблематичнее его самого.
Время течет достаточно быстро, что обнадеживало. Скоро раздадут результаты контрольной, к которой Янг готовился две ночи, и надеялся увидеть более менее обнадеживающую картину. Новый семестр хотелось начать с удачной ноты, пусть все его попытки сделать также раньше проваливались с треском. Сдаваться просто так Харви не собирался.
Ему, наконец, суют листок с его вариантом, и с легкой улыбкой, едва заметной, Янг разворачивает его, надеясь увидеть хороший результат. От количества красного цвета на бумаге рябит в глазах, а внутри все сильно сжимается.
«Как же так?»
Улыбка сползает с лица так же резко, как и возникает, а Харви несколько секунд мозолит глазами неудовлетворительную оценку в углу листка. Обведенную в кружочек, как мишень для его взгляда. Чувствуя дрожь в руках, Янг со всем усилием пытается не выдать своего разочарования внешним видом, надеясь, что все сочтут это за пофигизм.
Еще несколько минут идет разъяснение контрольной, и Янг просматривает свои ошибки, все еще рассчитывая на какое-то недоразумение. Но тут же в голове выстраивается информация, позволяя Харви с ходу понять, что он действительно смог наковырять ошибок в самых простых вещах, которые мог повторить в правильной версии еще перед контрольной.
Видимо, он, правда, разгневал Бога, и тот не преминул шансом лишний раз щелкнуть парню по носу.
Звонок с урока заставляет его резко скинуть все вещи в сумку и одним из первых подойти к столу учителя, возвращая листок на место. Он очень надеется, что преподаватель не будет его дергать по поводу результата, но не рискует – вылетает из кабинета в коридор и несется в туалет, чтобы хоть как-то привести себя в порядок.
У него было десять минут перерыва, которыми Харви и воспользовался.
На следующий урок истории Янг успевает вовремя и садиться на свое место ровно со звонком. Место в конце возле стены ему уже давно уступили одноклассники, что не могло не радовать. Редкий предмет, который не вызывал у него желания куда-нибудь исчезнуть, хотя Харви полагал, что дело все в новом учителе. Моро появился у них в школе лишь в этом семестре, и трудно было не заметить, как тут же попытались привлечь его внимание несколько девушек из класса. Что скрывать, Янг их отлично понимал.
Свою ориентацию парень осознал в начале старшей школы, и это едва окончательно не размазало его личность. Некоторые представители мужского пола действительно привлекали его внимание, вызывая разные мысли не совсем приличного содержания в голове, что начала его жутко испугало. Выручили немного подслушанные в туалете обрывки разговоров, и Харви понял – не у него одного такая проблема. Разговоры родителей о гомо- и бисексуальности не выходили у него из головы до сих пор, но, наверно, гореть в Аду вместе с кем-то не так обидно, как одному.
Дэймон Моро привлек внимание еще в первый день из-за разноцветных глаз, как бы банально это не звучало – вряд ли кто-то заметил что-то иное с первых секунд. Родителям об этом Харви говорить не стал. Не хотелось слушать крики о бесах и чертях и вновь становиться свидетелем разборок. Он вообще им уже давно ничего не рассказывал, поэтому о новом учителе и словом не обмолвился.
Слыша перешептывания сбоку, Харви мельком посмотрел на одноклассников, чтобы убедиться – не он цель обсуждений, и переключил свое внимание назад на урок. Удивительно, что Моро удавалось подавать материал так, что даже Янг его воспринимал с ходу и неплохо запоминал, хотя очень много фактов все равно вылетало из головы и приходилось нагонять именно по учебникам. Впрочем, в последнее время ему удавалось немного времени до закрытия школы потратить на быстрый повтор материала, но после предыдущего урока что-то подсказывало Харви, что даже это ему уже не поможет.

Всю мою осознанную жизнь меня учили тому, что ум правит миром в тесном взаимодействии с грубой силой. В то время, когда мою младшую, всего на несколько минут, сестру обучали таинствам наук, меня готовила, как боевую единицу. Нет, я никогда не была глупой, скорее всего, из нас двоих наиболее грубой и безжалостной, способной беспрекословно выполнять любые приказы. Жалела ли я когда-нибудь о том, кем я родилась и кем стала? Нет. Единственное, о чем я лишь единожды пожалела, это день Выбора Фракции. Как бы ни хотела моя душенька, мне пришлось остаться во фракции Эрудитов, дабы не нарушать традиции семейного быта Форсов - из поколения в поколение мы являлись яркими представители умов мира сего, не меняя позиции и тенденции. Помнится, точнее знается, что наш дед даже возглавлял некоторое время фракцию. И честно говоря, я до сих пор не могу понять, отчего и почему вдруг он отдал свой пост не наследнику своему, а Джанин. Хотя здесь грех сомневаться и задаваться вопросом - эта женщина... она идеальна. Порой мне кажется, что она знает все наперед, однако не предостерегает, а будто нас испытывает. А еще она очень трепетно прислушивается к советам нашей семьи, именно поэтому мы с сестрой заняли неплохие места подле нее, став видными личностями для многих знающих.

Сегодня предстоял тяжелый день - чувствовала это всем своим нутром. Из-за событий, происходящих в последнее время, вся система правления в городе перевернулась с головы на ноги. Массовый расстрел в Отречении закончился практически провалом - действие сыворотки было предотвращено, посему весь план Джанин превратился в прах. А все из-за одной выскочки. Таких в народе называют дивергентами, таких боятся Эрудиты; ведь именно такие сломали практически реализованный план с переворотом. Благо Джанин многие уважают и слушают, а посему ей не составило никакого труда обвинить в организации этих событий троицу "героев", объявив их в общий розыск, как особо опасных. Я считала своим долгом выполнять приказы своего лидера и никогда! не сомневаться в правильности выбора.

Готовилось что-то масштабное и я непременно должна была принять в этом участие, как одна из представительниц Мисс Мэтьюс. Честно, я надеялась, что меня отправят на задание вместе с Бесстрашными, которые поддерживали наши методы, на поиски Трис, ведь я так хотела быть в самой гуще событий... ведь так желало мое сердце, пламенно полыхая от переполняющих эмоций. Но нет, мне нашли другое, не менее важное задание. Я конечно была посвящена во многие дела Эрудитов, но я совершенно не догадывалась о том, что было скрыто от многих.
Джанин предоставила мне компанию, в лице некоторых Бесстрашных, для защиты и еще большего устрашения, дав мне координаты какого-то значимого места и пожелав того, чтобы я доставила кого-то в штаб живым и желательно невредимым. Но для начала нужно было разобраться в настроенности данного субъекта, оказавшегося так далеко от города, за его стенами. Дивергент? Возможно. И вообще, какого черта? Ведь за стенами города ничего нет - только разруха и исключительные слухи о всевозможных монстрах. Верила ли я? Нет. Я просто была обязана выполнить задание и не разочаровать своего лидера. А вопросами я потом завалю свою сестру; уверена она более осведомлена о всех потаенных уголках души нашей фракции.

Погрузившись с двумя Бесстрашными в вертолет, предоставленный для выполнения нашей миссии, я взглянула на Чикаго с высоты птичьего полета - и как бы он ни был разрушенным, он был столь родным. Здесь я родилась и выросла, здесь я и умру, так думалось мне, иначе ведь не может? Спустя некоторое время полета, я изучающе оглядела "коллег", делая определенные выводы. Интересно, а знают ли они, во что ввязались и к чему все это может привести? Грянет гром - война, о которой все уже давным давно позабыли, снова разразится, снося все на своем пути и уничтожая жалкие души тварей дышащих своими легкими. Я знала, всегда знала, что рождена для чего-то большего и что мое время раскрыться еще не пришло, но когда-нибудь...
- Мэм, кажется, мы прибыли, - сообщил пилот, после чего я выглянула в окно: пустыня, впереди озеро и хорошо сохраненный маяк. А может и не сохраненный, а уже построенный после событий столетней давности? Возможно. Вертолет опустился, мягко ударившись о земле посадочной площадки. Настало время проверить арсенал, пока пилот глушил все двигатели.

- Боишься ли ты чего-нибудь?
- Я боюсь лишь себя и последствий своих необдуманных действий.

- Итак, кем бы ни был тот, кто сейчас скрывается за этими стенами, - выбравшись из вертолета, я указала пальцем аккурат на маяк, - мы должны доставить его в штаб живым, ясно? - наверное, это странно выглядит со стороны, что какая-то девчонка отдает распоряжение взрослым мужикам. Меня знают и знают многие, как боевую единицу Джанин, а посему они в ответ лишь кивают и смиренно выполняют все приказы, - Йеремия, покажи картинку, - один из Бесстрашных протягивает планшет, на котором отображаются кадры со всех видеокамер, что были установлены в Маяке. На одной из них я приметила парня, на первый взгляд совершенно безобидного и попивающего дорогой виски из казенных запасов, - значит так, я иду первой, вы следом. Но только будьте аккуратны! Еще раз повторюсь - он нужен живым Джанин, - стараясь, как можно тише, мы проникли внутрь, направляясь в главный зал, где удобно расположился объект. Верные псы были наготове: один из них крепко сжимал в своих руках оружие, охраняя меня, второй был готов кинуть в помещение светозвуковую гранату, дабы на некоторое время ослепить врага и подобраться к нему, как можно ближе.
В последующие секунды начался штурм, а спустя еще некоторое время я уже вплотную подобралась к парню, вжав дуло своего оружия в его затылок:
- Не советую дергаться, - оповестила его, после чего проследила взглядом, чтобы мои бойцы заняли удобные позиции и только после этого позволила себе обойти и встать напротив парня, снимая с лица защитную маску и открывая свою лицо на обозрение, - Кто ты? Дивергент? Из какой фракции? И как ты тут оказался? Что вообще забыл в данном месте?